.

Кобальт вздрогнул и оглянулся. Поглощенный своими мыслями, он не слышал как жена вошла в кабинет, тихо подошла к его креслу и положила руки ему на плечи. Последнее время он стал чаще уединяться после девяти вечера, пытаясь в разрозненых обрывках воспоминаний, ассоциаций, имиджей выкристаллизовать нечто важное, главное для себя.  Пузатая бутыль коньяка на его столе пустела все чаще, он будто пытался развязать узлы памяти алкоголем. Вместо этого, спиртное анестезировало его мышление, и он брел спать за полночь, омертвевший и пустой, как звенящий кувшин. Что-то было утеряно к тридцати пяти годам, он понимал, что какое-то болото засасывает его, но не мог нащупать живой росток, способный вытянуть его на сушу. Все было правильно, все шло как у всех. Работа, дети, мальчик похожий на него, девочка - копия Элли. Любящая жена, такая близкая и привычная, возможно слишком привычная, думалось иногда, но Кобальт всегда помнил ту мокрую замерзшую девчонку, ворвавшуюся в его жизнь.  Это воспоминание вбрасывало заряд бодрых электронов в его мыслительный процесс, разгоняя пыльный туман привычки.

-Кобальт? - Элли слегка сжала его плечи и наклонилась так близко, что он смог почувствовать запах волос, чистой пижамы и жвачки, которую она полюбила после того как бросила курить. - Ты как, в порядке?

-Все нормально,- буркнул он, чувствуя как весь внутри смягчается как восковая свеча. - Иди спать, я скоро.

Элли потерлась щекой о его затылок и так же тихо вышла из комнаты. Кобальт прикрыл глаза и вдруг вспомнил тот год, когда ему исполнилось восемь лет.

Лимонный свет восходящего солнца гладил бока огромных серых цепеллинов. Пять неповоротливых на вид воздушных китов висели на разной высоте отмечая коралловые рифы и коварные воздушные ямы. Зрители располагались амфитеатром в теле дирижабля, инженер  в нижней части рубки. Он искусно использовал восходящие и нисходящие потоки воздуха для маневра, направляя корабль в самую выгодную для зрителей позицию. На трибунах царила традиционная в это время суета, воспоминания о прошлогодней гонке перемежались выкриками вездесущих продавцов мороженого и дримстикл. Катера подвозили опоздавших к старту, их поднимали корзинами на палубу. До начала соревнований оставалось менее десяти минут. Зрители вооруженные биноклями, подзорными трубами и разнообразной цифровой оптикой обменивались мнениями о ходовых качествах ракет, сплетнями о ди джей пилотах, и заключали пари.  Неправдой было бы сказать что весь город был здесь. Ежегодная гонка собирала любителей и болельщиков со всей страны и даже с других континентов.

Кобальт был полностью сосредоточен и спокоен. Он собирался сыграть свой лучший опус. Сидя с закрытыми глазами в кабине он мысленно переплетал извилистые повороты трека с музыкальным ключом произведения. В его голове звучала музыка вперемежку со свистом ветра и ревом выхлопных динамиков. Сегодня, сегодня, сегодня, стучал ритм в висках. Он открыл глаза и увидел желтую ракету высоко в небе.  Значит старт через три минуты.

С того необычно прохладного лета все началось. Точнее, тем летом произошел целый ряд необычайных событий, во многом определивших его жизнь. Кобальту было восемь лет, и все детали запечатлелись отчетливо и выпукло. Сразу после новогодних праздников   отец купил огромный старый дом, обсаженый гигантскими акациями на улице Зелза. Акации цвели каждый год в начале июня. Деревья полностью покрывались лиловыми цветами, превращаясь в гигантский букет. Вся крыша и участок устилали опадающие лепестки и цветки. Казалось, что фиолетовая узорная шаль наброшена на весь дом и сад. Вдобавок одновременно цвел пышный белый жасмин. Жасмин заплетал все заборы, низкорослый кустарник, белую беседку с качелями во дворе. Отец говорил, что мать Кобальта обожала сочетание белого с лиловым, и в этом доме, будто витает ее дух.

Кобальт очнулся от видений прошлого,потревоженый царапающим звуком у входной двери. Кто-то явно не хотел нажимать кнопку звонка, видимо боясь растревожить весь дом в поздний час. Нашарив тапочки под столом, Кобальт грузно отъехал в кресле от стола, поднялся, и направился в прихожую. Он отпер щеколду, и приотворил дверь. На пороге стояла невысокая фигура в старомодном макинтоше с капюшоном. С неба моросил сырой дождь, фонарь у входа осветил нижнюю часть лица ночного гостя, и Кобальт узнал Отчаяние. Он не удивился. Уже некоторое время он наблюдал эту молчаливую фигуру в толпе, всегда неподалеку от себя, и знал, что рано или поздно, Отчаяние приблизится к нему.
-Ну шо, пойдем, что-ли? - Буркнул Отчаяние, и мотнул головой в сторону левого плеча, куда по его разумению надо было идти.
-Продолжая разглядывать фигуру на пороге, Кобальт спросил- Не зайдешь?
-Не, нам рано еще в дом входить, пойдем, погуляем- И Отчаяние снова упрямо мотнул головой, ткнувшись подбородком в жесткий левый лацкан воротника.
-Обожди, оденусь- решился Кобальт, и стал шарить в гардеробной в поисках подходящей обуви. На глаза попалась пара старых стоптаных Док Мартенов, они были заляпаны грязью, но все еще вполне держали форму. Зашнуровываясь, Кобальт пытался ухватить какое-то старинное воспоминание, связаное с этими ботами, но нарочитое прокашливние Отчаяния заставило его быстро выпрямиться, сунуть руки в рукава штормовки, и тихо, но непреклонно защелкнуть за собой входную дверь.

Они направились вниз по улице, не разговаривая, словно скользя по мокрому асфальту на невидимых коньках. Прошагав так в молчании минут двадцать они оказались в одном из рабочих районов, примыкавших к центру города. Перед высоким кирпичным доходным домом Отчаяние остановился.
-Нам сюда- он снова мотнул